В 40-е Людмила Целиковская обрела такую известность и любовь публики, что солдаты шли в бой с ее именем на губах. Актрису называли «девушкой с лучистым взглядом»: она казалась зрителям светлым человеком. В реальной жизни Людмила Васильевна действительно много шутила, была легка в общении, всегда сохраняла оптимизм. Это качество здорово пригодилось артистке, когда ее слава начала угасать.
Она полностью отдавалась игре на сцене и с тем же рвением бросалась в омут любви. Актриса четыре раза выходила замуж, а если собиралась уйти — сразу сообщала об этом избранникам, так как не терпела лжи. После смерти последнего супруга артистка прожила 16 лет с Юрием Любимовым. Почему же спустя столько лет режиссер предал Людмилу Целиковскую, и с кем она была по-настоящему счастлива?
ЛИЦЕДЕЙКА И ХОХОТУШКА
Сын и внук
«Каро Алабян оставил мне больше, чем любое наследство, — он оставил мне сына».
Молча, заложив руки за спину, идет по улице высокий красавец-армянин — Каро Семенович. Чуть впереди так же важно, подражая отцу, вышагивает малыш Саша. Встречным подобная процессия, означающая прогулку, кажется странной. Но жизнь и должна быть странной, не похожей на другую, самобытной и тем увлекательной.
В детской душе Саши отец навсегда запечатлелся как некое доброе, вдумчивое, не до конца разгаданное божество. Этот земной бог учил его играть в шахматы, бреясь по утрам, чудным голосом напевал оперные арии, всегда ласково разговаривал с мамой и бабушкой. Он был чрезвычайно занятым человеком. Дома чертил, рисовал. Часто был в разъездах по стране и за рубежом, выступал на важных совещаниях, заседал в высоких комиссиях. Когда Саша учился в третьем классе, пришла весть о кончине отца. Мальчик остался на попечении мамы и бабушки.
Многие сплетницы предрекали, что из Целиковской не получится хорошей матери. Судачили: она ведь артистка, они все вертихвостки, для них аплодисменты всегда на первом месте.
Сплетни, они всегда с подковыркой, их слушать — только время губить, им верить — что помои пить.
«Когда у меня родился сын, я перечитала все известные в то время труды по педагогике. Потом как-то сразу забыла их и поступала только так, как подсказывало сердце: любила и баловала.
Года три ему было, когда заболел полиомиелитом. Я тогда мало что знала об этой болезни, а если бы знала все, то, наверное, бросилась бы с балкона. Но, слава Богу, у него оказалась редко встречающаяся обратимая форма заболевания.
Сына надо было выхаживать, поднимать на ноги.
Тогда я бросила все. Не снималась в кино, не играла в театре. Год не отходила от него. Заново учила ходить, до пятнадцати раз в день делала ему массаж. И все время внушала ему: „Саша, ты должен выздороветь, ты должен стать сильным, смелым!“ И порой я думаю, что не лекарства поставили его на ноги, а сила моего внушения.
Я его баловала, потому что хотела, чтобы его воспоминания о детстве были счастливыми. Но это не значит, что не спрашивала с него. Спрашивала, и довольно строго. Сейчас я смотрю, как он воспитывает своего сына — достаточно строго и все-таки ласково, — и думаю, что это все у него от моей мамы и, наверное, от меня».
Сын рос, воспитание лаской оставалось, но все более мать подчиняла его строгой дисциплине. Дисциплине человеческих отношений, твердым правилам человеческой морали, записанным еще в Библии: не укради, не лги, не сотвори себе кумира, люби ближнего… Вспоминая школьные годы, сын убежден, что мама его тогда держала в ежовых рукавицах, считая, что настала пора поменьше развлекаться и побольше напряженно, с увлечением трудиться. Иногда, когда поступки сына не укладывались в нормы жизни, которые исповедовала Людмила Васильевна, она обходилась с ним довольно-таки сурово.
«Однажды я получил двойку, — вспоминает Александр Алабян. — По дороге домой мне стало стыдно за нее. Я взял бритву, ластик и переправил двойку на четверку.
— Грубая работа, — поглядев мне в глаза, сказала мама, когда я дал ей дневник на подпись.
— Что?
— Грубо работаешь. Сразу видно, что ты немало потрудился над дневником.
— Да, ты права, — пролепетал я, сгорая от стыда.
— И что ты теперь думаешь делать?
— Не знаю…
— Я считаю, тебе надо пойти в школу и честно признаться Марии Николаевне в своем проступке.
С мамой не поспоришь. Особенно, когда сам понимаешь, что она права, а ты виноват. Мне ничего не оставалось другого, как выполнить ее совет, более походивший на требование.
Она была цельным человеком с твердым характером, несмотря на видимость беспечной веселости, легкомысленности, которая казалась ее главной чертой при первом общении».
Часто и знакомым, и даже в интервью корреспондентам газет Целиковская говорила: «За всю жизнь я сделала два главных дела: родила сына и построила для него и внуков дачу».
Эти слова трудно воспринимать иначе как женское кокетство. Ведь миллионы и миллионы людей знают о других ее немаловажных делах — актерской работе в театре и кино. Тысячи людей знают о ее большом вкладе в создание и становление Театра на Таганке. Десятки друзей знают о ее заботе о людях, о том, что своим деятельным вмешательством одним она спасла карьеру, а другим даже жизнь. И все же, по заверению знакомых Целиковской, эту фразу она произносила совершенно серьезно и верила в то, что говорила.
Несомненно одно: сын для нее всегда оставался на первом месте. Когда он превратился во взрослого мужчину, она не переставала делиться с ним своими радостями и бедами, в письмах подробно сообщала, чем занимается в командировках или на отдыхе. Она видела в нем родное существо, которому могла передать не артистический талант — вещь зыбкую и скоротечную, — а нечто вечное — свой талант Человека.
Когда родился и на ее глазах стал подрастать внук Каро, получивший имя в память деда, Целиковская, перебирая в уме свой семидесятилетний опыт жизни и тридцатилетний материнства, написала ему нечто вроде наказа, наставления, которое, надеялась, останется с ним навсегда и, заглядывая в которое, он как бы будет советоваться с бабушкой даже тогда, когда ее уже не будет в живых.
заповеди Люси
Каро, ты вступаешь в жестокую пору жизни, полную конкуренции, зависти, а порой и предательства. Запомни несколько заповедей, которые помогали всегда людям выжить и победить.
1. Уметь слушать.
2. Никогда на людях никого не осуждать. Во-первых, потому что осуждение может быть неправильным. Во-вторых, всякое осуждение имеет длинные ноги и, разрастаясь, навредит тебе самому.
3. В споре, в дискуссии никогда не лезь в первые ораторы.
4. Имей в виду, что нет одинаковых людей, не подгребай всех под свою гребенку. Люди думают, чувствуют, выражают свои эмоции по-разному.
5. Будь скромен в оценке самого себя. Вспомни: я еще не волшебник, я только учусь.
6. Не будь доверчив даже к очевидным друзьям.
7. Воспитывай в себе сдержанность.
8. Старайся беречь близких людей и друзей и вообще помогать людям, которые тебя окружают.
9. Не выделяйся, не пижонь, но и не теряй своей личности.
10. Никогда никому не завидуй. У каждого человека своя судьба, свои трудности, свои удачи и несчастья. Иди своим путем и старайся радоваться каждому дню, каждой минуте жизни, как это делала я. Жизнь похожа на зебру. У каждой черная полоса чередуется со светлой. С этим нельзя ничего поделать. Нужно уметь радоваться жизни, иначе она превратится в кошмар сумасшедшего.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Уже скоро на Соколе откроется памятник советскому архитектору Каро Алабяну. Об этом 9 октября писал «Наш Север». Новость взволновала жителей района: москвичи традиционно очень трепетно относятся к установке новых или сносе старых памятников. Историк архитектуры Александра Селиванова рассказала, кем был Алабян и стоит ли ему ставить монумент в столице.
В комментариях к нашей заметке нашлись как сторонники, так и противники установки памятника. «Могли бы немного в другом ключе написать о том, что мнения разделены, что есть как противники, так и защитники, что есть им спроектированные дома, любимые народом, и есть отстоявшие свой Поселок художников от его посягательств в 30-х годах», – написала в комментариях к заметке наша читательница Татьяна Кондашова. «Львиная часть статьи — негативное описание личности Алабяна. А между тем, этот «партийный архитектор» (цитата) — один из авторов Генплана Москвы: той самой Москвы, утрату которой мы все сейчас оплакиваем», – заметил читатель Павел Саксонов.
«Наш Север» поговорил с историком архитектуры, старшим научным сотрудником Музея Москвы Александрой Селивановой о личности Алабяна и том, нужен ли ему памятник в Москве. В 2018 году она создала петицию, в которой требовала от правительства Москвы отказаться от его установки.
Александра, расскажите, кем был Каро Алабян?
Алабян – архитектор партийного круга с большими привилегиями благодаря связям с Анастасом Микояном со времен Гражданской войны. Человек, имевший большие амбиции и явные организаторские способности, он по сути переформатировал профессиональное архитектурное сообщество в конце 1920-х годов.
Он поднял на щит партийность, а не профессионализм в архитектурном деле, собрал вокруг себя единомышленников.
Кто были эти люди?
Чаще всего это были люди не особо талантливые и образованные, но с большими амбициями. Они по сути возглавили созданный Союз советских архитекторов (ССА), а Алабян стал его ответственным секретарем. Он уничтожил горизонтальную структуру, которая существовала до него, и представляла собой множество разных профессиональных архитектурных сообществ, группировок, которые участвовали в конкурсах.
Алабян возглавил партийную ячейку ССА и стал постоянным информатором Лазаря Кагановича. Так как Каганович, будучи первым секретарем Моссовета, очень интересовался архитектурой и хотел руководить всем, что строится в городе, Алабян был его постоянным источником информации. В середине и второй половине 1930-х гг. он постоянно писал доносы о том, что происходит в мастерских, кто как работает, кто «свой» человек, а кто нет.
Это были именно доносы?
Часть писем Кагановичу лежит в архиве Союза архитекторов Российского государственного архива литературы и искусства. В них Алабян информировал об обстановке в мастерских. Например, о том, что мастерская Константина Мельникова «практически не выполняет никакой работы», «это не наш человек» и так далее. «Предлагаю поменять руководителя в мастерской». Это называется словом «донос».
О коллеге Андрее Бурове на собрании партгруппы ССА 2 сентября 1936 года:
«Мы за хулиганство по одному будем бить, а за контрреволюционные выступления его будем бить по-иному». (РГАЛИ, Ф.674, оп.8, ед.хр.3, л. 172 об)
Кто-то стал жертвой этих доносов?
Деятельность Алабяна привела к тому, что гениальный архитектор Мельников был лишен возможности работать, потерял мастерскую и заказы. Оставшуюся часть жизни он прожил в нищете, преподавая в третьестепенном вузе.
Другой гениальный архитектор, известный во всем мире, Иван Леонидов не смог реализовать ни одного проекта, кроме лестницы в санатории в Кисловодске. Он до конца жизни клеил другим архитекторам макеты.
Все это – результат деятельности Каро Алабяна.
Такая «война архитекторов» закончилась к 1937 году. Тогда провели Всесоюзный съезд архитекторов, на котором тексты выступлений несогласных с Алабяном архитекторов писали их партийные заместители. А по сути это были доносчики, приставленные к каждому архитектору и собиравшие сведения о происходящем в мастерской. Так остатки оппозиции Алабяну лишились право голоса.
«То, что делает [архитектор Георгий] Гольц и несколько человек повторяют за ним, это вообще вне предела архитектора… эти люди до сих пор нами не разоблачены», – Каро Алабян на заседании партгруппы ССА 5 марта 1937 года. (Фонд 674, оп.2, ед.хр.20, л.36)
Какое у Каро Алабяна творческое наследие в Москве?
Его главный объект и памятник самому себе – Театр Красной (Российской) армии в Мещанском районе Москвы. Это, на мой взгляд историка архитектуры, далеко не шедевр. Я воспринимаю Театр Красной армии, который чудовищно неудобен в функциональном отношении, скорее как архитектурный курьез. Алабян получил этот заказ тоже не путем открытого честного конкурса. И, несомненно, Алабян рядом не стоял ни с Мельниковым, ни с Леонидовым, ни с братьями Весниными, ни с [Моисеем] Гинзбургом. Я могу с ходу назвать пару десятков архитекторов, которые для Москвы значат гораздо больше.
Какую альтернативу памятнику Алабяну вы можете предложить?
Если говорить про архитекторов 20-го века, то, конечно, Константину Мельникову. Однозначно. Странно, что в Москве есть памятник Ле Корбюзье, швейцарскому и французскому архитектору, и почему-то нет многим советским архитекторам этого периода. Много кому можно поставить памятник, в том числе на Соколе.
Все, кто интересуется архитектурой 20 века, в том числе мировые звезды, знают Ивана Леонидова. Например, [ирано-британский архитектор, лауреат престижной архитектурной Притцкеровской премии.] Заха Хадид называла его одним из своих основных источников вдохновения наряду с [художником] Казимиром Малевичем. Это человек трагической судьбы, незаслуженно забытый на длительное время. Ему не хватает какого-то следа. Есть мемориальная доска на его доме на Гоголевском бульваре, памятник был бы уместен.
Братья Веснины – их наследие связано с живописью, авангардным театром и архитектурой.Только переулок их имени раньше был, сейчас он называется Денежный. Они отмечены в городе только на территории бывшего «ЗИЛ».
Обсудите новость с жителями Северного округа в нашем сообществе в Facebook, читайте нас в Телеграме
Используемые источники:
- https://www.starhit.ru/story/lyudmila-tselikovskaya-pochemu-zvezda-popryiguni-smenivshaya-chetyireh-mujey-umerla-odinokoy-185617/
- https://biography.wikireading.ru/123080
- https://nash-sever.info/2020/10/16/donosyu-alabyan/